 |
 Разделение власти - фундамент парламентской деятельности*
С.Ф. ГРЕБЕНИЧЕНКО
академик Российской академии естественных наук,
доктор исторических наук, профессор, член Правления Фонда системного анализа и социально-экономического проектирования
В.П. ДАВЫДОВ
доктор философских наук, заведующий сектором Аппарата Государственной Думы ФС РФ
Принцип разделения власти является сформулированным человечеством плодом научных изысканий и одновременно исторически сложившимся и прижившимся способом устойчивого управления. Разделение власти - краеугольное условие и, вместе с тем, основной механизм функционирования всех видов политической и неполитической власти. И в этом смысле оно - фундамент деятельности парламента, исполнительной вертикали, судебной системы.
Разделение власти возникает из ее же внутреннего свойства быть системой отношений между активным субъектом, генерирующим волевой импульс, т. е. побуждение к действию, и, условно говоря, пассивным субъектом, воспринимающим такой импульс и осуществляющим побуждение, становящимся носителем власти, ее исполнителем. Эта простейшая схема разделения и передачи власти обычно усложняется, особенно в институциональном политическом процессе, когда воспринимающий субъект передает волевой импульс власти следующему субъекту и так далее вплоть до конечного исполнителя. Этот процесс есть по сути командование или распоряжение. Он-то и составляет саму суть власти.
Такой же процесс разделения власти и ее передачи на более низкие уровни системной организации имеет место и на институциональном уровне, т.е. когда субъектами власти выступают учреждения государства или других политических (и неполитических) инстанций. Таким образом происходит разделение власти между принимающими решения и исполняющими их органами, например, в нашей стране - между Государственной Думой и Советом Федерации Федерального собрания РФ, Правительством, его ведомствами, учреждениями и так далее вплоть до конкретных исполнителей, которыми может быть российское общество в целом либо его части и те или иные институты.
Институциональный процесс разделения власти имеет и функциональный смысл распределения труда в политической системе общества. Этот процесс исторически оформился на ранних этапах формирования государства и вылился в специализацию власти разных лиц и институтов. В такой специализации рано обнаружились две устойчивые тенденции: концентрация власти в одних руках либо в одном институте и потребность разделить власть, труд и ответственность. Из этого двойственного отношения к власти вытекали два следствия: с одной стороны, борьба за власть уже разделенных институтов и их борьба против дальнейшего разделения власти и, с другой стороны, - стремление каким-то образом упорядочить отношения разделенных властей и тем самым избавить общество от столкновений между ними. Этим объяснимо характерное для ранних этапов политической истории общества совмещение властных функций.
Первое крупное разделение власти развело власть государства и власть церкви. Оно же сопровождалось и длительной борьбой за унификацию власти, т. е. за преобладание светской власти над религиозной или наоборот - за господство церкви в светской жизни общества. Властное соперничество между государством и церковью продолжалось все средневековье и начало нового времени как в нашем отечестве, так и в Западной Европе. Заметим, что это соперничество и по сей день далеко не завершено для части государств и обществ, причем, исход его там по-прежнему не вполне очевиден. Христианская часть планеты, например, однозначно разрешила спор о характере власти в пользу светской, государственной. Мусульманский же мир решает вопрос преимущественно в пользу значительного политического влияния религиозных начал в общественной жизни, в политико-правовой системе и в культурном укладе.
Наряду с этим, в самом светском государстве рано началось разделение профессиональных функций власти. Так, применительно к античному миру уже Аристотель указывал на наличие в государстве законодательного органа, исполнительного учреждения и судебного института. Со временем происходило дальнейшее разделение властей между центральным и местным управлением (самоуправлением), формировалась все более сложная политическая система общества, многоуровневая и многофункциональная властная структура. Развитое разделение власти стало в итоге одной из фундаментальных основ государства, которое действует как система функционально разграниченных, но и вместе с тем связанных между собой учреждений, аппаратов и органов власти.
Феодальная организация власти с объединенными в лице властелина законодательных, исполнительных и судебных начал включала функциональное и территориальное разделение власти между монархическим центром и провинциальными (городскими) парламентами, местным самоуправлением с сословным представительством частично избранных, частично включенных в него "по праву" из числа именитых горожан. Децентрализованное феодальное средневековое государство допускало заметное укрепление местных парламентов, которые особенно укрепились в Западной Европе в XIII - XIV вв. и впоследствии стали структурной и социальной основой возникновения парламентов и в государственных центрах абсолютистских монархий. Другой основой разделения власти стали различные королевские советы, обычно очень замкнутые и узкие, нередко олигархического типа, несмотря на их совещательные функции, когда большинство членов совета обычно представляли две-три знатнейшие фамилии. Помимо этого, существовали и эпизодические сборы (ассамблеи) правящих феодальных верхов, феодальные союзы (лиги), также готовившие в будущем более совершенные формы разделения власти.
Решающий этап институционального и функционального разделения государственной власти наступил в начальный период нового времени (XVI - XVII вв.). Феодальное децентрализованное государство наконец-то уступило место централизованным абсолютистским монархиям в большинстве стран Западной Европы. Центральная власть все более нуждалась в развитом аппарате управления. Последний все более специализировался и функционально членился. Развивавшаяся буржуазия поддержала на первых порах абсолютистский монархический центр и способствовала его укреплению, но при этом получила и доступ к власти, которая оказалась до известной меры разделенной между сословиями и классами. Этот доступ открывался, главным образом, в нарождавшиеся парламентские (законодательные и представительные) структуры.
Дальнейшее развитие разделенных властей логично протекало по следующим руслам:
проходила централизация парламентских структур, смещение парламентаризма в центр со всей идеологией и техникой формирования представительной власти (ее выборностью, принципами организации и т.п.);
совершенствовалась центральная исполнительная власть и - особенно - ее аппараты, кадры государственных служащих;
завершалось формирование возникшей в средневековье системы надзора и отправления правосудия, передачи судебных функций от властвующей феодальной системы к специализированным судебным органам.
Этот несомненно объективный процесс к настоящему времени получил достаточно глубокое теоретическое обоснование, а в тот период сопровождался всевозможными проектами гражданского общества, правового государства и конституционного строя, реализация которых только-то и являлась непременным условием эффективного разделения властей. Так, Ш. Монтескье, внесший немалый вклад в оформление теории разделения властей, еще не отдавал должного внимания идее равновесия властей: законодательная власть по Монтескье явно играет доминирующую роль, исполнительную власть он называет ограниченной по своей природе, а судебную - вообще полувластью. В его время более актуальным было следующее положение теории разделения властей: определенная ветвь власти должна представлять интересы определенной социальной группы. Судебная власть представляет интересы народа, исполнительная - монарха, верхняя палата законодательного собрания (предусмотренная конституционным проектом Монтескье) - аристократии, нижняя палата собрания - интересы народа.
Наиболее ранней, причем, классической формой разделения власти в ее современном понимании стало образование парламента в Англии в конце XVI в. Особую роль сыграло создание американской структуры разделенных властей и революционных парламентских структур французской революции. В XIX в. в Бельгии, Голландии, Италии, а затем в большинстве остальных стран Европы создание парламентской власти было завершено. В ХХ в., по крайней мере формально, деятельность парламентов и, как следствие, структуры трех разделенных властей стали практически повсеместными в мире.
Разделение власти на государственном уровне сопровождалось эпохой организации отношений между различными ее ветвями, которая, следует признать, началась с острых конфликтов и даже войн между монархической абсолютистской властью и парламентами. Тому пример, так называемая "Славная революция" в Англии, переросшая в войну короля и парламента, а затем в смену династий. Другой пример - Великая Французская революция, сопровождавшаяся почти столетней эпохой упразднения монархического устройства, смены "империй", периодического устранения парламентских структур, переписывания конституций и длительной борьбой народа за избирательные права, т. е. фактически за свое право участия в правлении.
Всеобщее избирательное право без изъятия из него каких-либо сословий, женщин, без цензов оседлости или других ограничений - достижение только XX в. и, следует признать, до сих пор отнюдь не повсеместное.
В подавляющем большинстве стран мира так или иначе представлены органы законодательной, исполнительной и судебной власти. Однако способы их разделения и взаимодействия далеко не одинаковы. В каждой стране государственный механизм отличается несомненной спецификой и многочисленными особенностями. Причем, чем выше степень демократизма, тем больше можно наблюдать специфичного и особенного. Деспотии практически все одинаковы, как бы ни пытались тираны подчеркнуть свою самобытность. Демократии всегда разнообразны и многообразны, будучи едины по своим основополагающим принципам и духу.
Взаимодействие разделенных властей по-прежнему остается сложной социально-политической проблемой. Как бы удачно ни регулировалось это взаимодействие конституцией, законами и иными нормативными актами, реальное соотношение долей законодательной, исполнительной и судебной властей может колебаться в пользу одной из ветвей власти. Исторический опыт показывает, насколько ослабляют государство и социально опасны попытки одной из ветвей власти доминировать или вообще свести разделение власти к чисто формальной процедуре. В таком случае реальной правящей властью оказывается какая-либо иная сила, скрыто, но реально стоящая вне структуры официальной власти либо заменяющая ее.
Крайне важно разделение власти внутри самих автономных ветвей власти. Например, распределение функций и компетенции внутри правительства, разделение парламентов на палаты, представляющих либо разные интересы (национальные и общенародные), а также партийные и социальные ориентации, либо разделенные по уровню компетенции, функциям, представительству и т. д. Краеугольную роль в системе разделения власти имеет выделение в сфере судебной власти внешнего контрольного органа - конституционного суда, играющего роль арбитра в отношениях между ветвями власти.
Разделение власти происходит не только на официальном уровне. Власть разделяется также между легальными и открытыми структурами и скрытыми, хотя и легальными. Это деление обычно происходит двояким образом:
на скрытые действия легальных организаций (негласные распоряжения, приказания, решения министров, мэров и губернаторов, скрытые, но весьма конкретные акции парламентских фракций и/или групп депутатов, закулисная борьба в парламентах и т. д.);
на длительно существующие официальные, но, по существу, законспирированные организации (органы безопасности, разведки, контроля и др.), подлинная роль которых в политике скрыта иногда и от ее формальных субъектов (влиятельные лица в парламентах, министерствах, так называемые "тайные правящие силы" и т. д.).
Кроме того, существуют или могут существовать нелегализованные политические и неполитические структуры, неформализованные или даже оформленные, но не признанные группировки, общественные движения, всевозможные "фронты", не только конкурирующие с официальными властями, но нередко реально обладающие властью в весьма широких масштабах.
Наконец, любая ветвь власти или ее представители фактически могут делиться влиянием, полномочиями и функциями со сферой нелегальных, теневых и даже противоправных структур. Речь идет, например, о сращивании теневой экономики, коррумпированных судей, парламентариев, министров, высших государственных чиновников и пр. Таким образом оформляются кланы, "семьи" и т. д., т. е. мафиозные (в нашей стране 1990-х гг., преимущественно - олигархически-мафиозные) группы. В периоды общественных и политических кризисов все формы скрытого слияния и перераспределения властных полномочий официальных государственных и нелегальных структур, как правило, становятся не только весьма распространенными, но и крайне социально опасными. Перераспределение законодательной, исполнительной и судебной власти со скрытыми структурами создает почву для криминализации латентной сути политики, явных и тайных репрессивных акций, разнообразных форм и способов давления на гражданское общество, а в самых крайних проявлениях - для дестабилизации политической ситуации и даже всевозможных верхушечных заговоров.
В связи со скачкообразным информационным развитием общества в качестве еще одного источника власти сегодня нередко упоминаются средства массовой информации. Ставшие привычными медийные средства, такие как периодическая печать, радио, телевидение, интернет, учитывая чрезмерную распространенность и доступность зачастую не просто информируют аудиторию, а пропагандируют, насаждают определенные взгляды, навязывают свою оценку происходящего - манипулируют общественным мнением. Даже в недемократических государствах, где точка зрения "масс" проявляется лишь в критических ситуациях, правительства понимают всю значимость влияния средств массовой информации на людей и пытаются регулировать и использовать скрытую власть этих средств в своих интересах. В демократических государствах власть средств массовой информации - это реально действующая сила, ибо нельзя просто запретить деятельность какой-либо газеты, телепрограммы и т. п. В настоящее время трудно представить себе предвыборные кампании без участия средств массовой информации, ни один закон не будет действовать, пока он не опубликован. Стало быть, средства массовой информации является необходимой частью функционирования системы государственных органов, играют немаловажную роль в структуре "сдержек и противовесов" разделенных властей.
Однако вряд ли стоит переоценивать суть явления разделения властей. Разделение властей - отнюдь не панацея от неэффективного государственного управления. Необходима политическая культура, развитое общественное правосознание и многое другое. Последовательная демократизация политической жизни и укрепление основ, прежде всего, представительной власти и парламентской деятельности способны ввести процесс реализации власти в легальные рамки, не только усилить исполнительную вертикаль государства и контрольно-регулятивную функцию судебной системы, но и в целом извлечь из феномена разделения власти всю ту политическую выгоду, которую он потенциально может дать гражданскому обществу.
Практическое решение проблемы разделения власти всегда было одним из основных условий обеспечения прогрессивного развития общества. И борьба вокруг того или иного варианта ее решения до сих пор остается острейшей. Ибо отражает интересы различных социальных групп, политических сил, по-разному понимающих социальную сущность тех или иных преобразований.
В России в ходе преобразований на протяжении последних вот уже почти 15 лет мы видим это воочию. И заметного прогресса в плане решения означенной проблемы не видно. Дело здесь не только в исторических традициях, огромных территориях и своеобразии природных условий, менталитете народа, сильнейшем влиянии "пятой колонны", тектонических геополитических сдвигах. Дело еще и в том, что человечество в целом, Земная цивилизация в определенном смысле находится на переломе.
Устойчивое развитие общества в последнее время все более связывается не с всесилием рыночных механизмов, а, скорее, с усилением контролирующих функций государства за потреблением и производством, решением экологических проблем и одновременно с расширением функций местного самоуправления. Более того, модель либерально-демократического устройства с приоритетом личного по отношению к общественному закономерно, объективно сменяется социально ориентированной, уравновешивающей интересы личности и общества.
Это касается не только изменений в национальном плане. Общемировая ситуация в еще большей мере требует изменения приоритетов. Именно глобальное социальное расслоение лежит в основе так называемого современного "международного терроризма". В его основе - нежелание стран, обладающих наибольшими сырьевыми запасами, самосознание народов которых значительно выросло за последние десятилетия, как и прежде, оставаться изгоями, выпрашивающими подачки у "золотого миллиарда". И это - тоже свидетельство необходимости перестройки всей системы международных отношений не на силовой основе, как сегодня, а на общечеловеческой, на базе гуманистических принципов. Отсюда - движение антиглобализма как фактора противоборства стремлению мировых олигархических кругов поставить под свой контроль весь миропорядок. Но решение проблем, на которых настаивают антиглобалисты, является делом всего человечества: речь идет о рациональном и более социально оправданном перераспределении произведенного, выравнивании жизненных стандартов жителей различных стран и предоставлении развивающимся странам большего участия в принятии решений по глобальным вопросам, в том числе совместном решении вопросов сохранения и защиты окружающей среды. То есть и в мировом плане речь идет о новом разделении властных полномочий.
Так что проблемы России, в частности и в отношении решения вопроса о разделении власти, это не чисто национальные проблемы. Хотя, разумеется, прежде всего, ее. Но куда и как двигаться, что для этого нужно делать в первую очередь - даже эти краеугольные вопросы не решены нашим обществом в целом (если не иметь в виду, что они так или иначе решены различными экономическими и стоящими за ними политическими группами). Какой вообще нужен путь? Может быть, под копирку американский вариант? Но он уже показал свою несостоятельность, приведя, по сути, страну к краю. Сам Президент страны в интервью 7 октября 2002 г. признал, что "много наломали", "власть потеряла доверие людей", для старшего поколения настало "жестокое время".
Или, может, выбрать китайский путь? Но Китай - это 1,5 млрд. человек. А в России населения в 100 раз меньше. И уже только поэтому системы управления, наверное, не могут быть одинаковыми. Да и глубокие исследования китайской модели показывают, что на самом-то деле в итоге реформ дела там обстоят далеко не так радужно, как нам представляют.
Исходить, думается, нужно, прежде всего, из объективной ситуации, сложившейся еще до начала "перестройки" в стране. Это - кризис, глубокий, системный, затянувшийся. Выход из него - длительный, который займет целый период еще в два, а то и больше десятилетий. Это теперь признают уже все. И период этот - переходный. Вот только к чему - переходный? Ответ на этот вопрос и должен вырабатываться всем обществом, а полностью выработан - за эти годы.
А пока речь идет попросту о выживании страны, ее народа, о сохранении территориальной целостности, обеспечении национальной безопасности и национальных интересов для реализации задач выживания и развития.
Раз речь идет о выживании, решении самых неотложных проблем, то должна быть и стратегия выживания. То есть политика должны быть неординарной, чрезвычайной, а экономика - по сути, мобилизационной. Тем более, что как показывает исторический опыт, новая социальная система, создаваемая на месте разрушенной, по объективно обусловленным причинам во многом напоминает прежнюю. Ибо быстро нельзя никуда уйти от прежних данностей - от народа, его менталитета, способов хозяйствования, природных условий, внешнего окружения.
А что мы видим сегодня? Уровень коррупции составляет фактически второй бюджет страны. То есть, предприниматель, задавленный со всех сторон, несет двойное налоговое бремя, а в стране существует второе - теневое - налоговое министерство. Бизнес живет, по сути, не по законам, а по воле чиновников. Законы, принимаемые на федеральном уровне, по большому счету не работают. Их многообразие, бессистемность, противоречивость, декларативность, нечеткость, обилие отсылочных норм - все это не способствует подъему экономики, развитию политического процесса. С другой стороны, у региональных органов законодательной власти остается все меньше полномочий для создания своих законов.
Так, наверное, в условиях обеспечения выживания необходимо и законы принимать соответствующие решению этой задачи. Государство должно регулировать экономические отношения по крупному, т. е. определять, что необходимо для выхода из кризиса, поднятия экономики, обеспечения перспектив развития: науки, научно-технического потенциала, высоких технологий (перераспределение финансов из сырьевых отраслей производство, в науку, ограничение вывоза валюты, включение ее в обеспечение научно-технического прогресса, высокие зарплаты ученым, стипендии талантам). Нужно законодательно определить и структуры (государственные, частные, смешанные, но под эгидой государства) для развития научно-технического потенциала страны. Нужно законодательно и жестко ограничить роль олигархов, заставить работать их наворованные у народа деньги на общественные интересы. Нужно дать толчок развитию мелкого и среднего бизнеса, стимулировать инвестиционную активность населения как самого крупного потенциального инвестора, без поддержки которого нашей экономике не подняться, ибо внешних (серьезных и экономически здоровых) инвестиций не дождаться, пока не заработают внутренние. Нужно одновременно с принятием законов принимать и соответствующие необходимые для их реализации постановления и распоряжения Правительства.
Нужно законодательно установить минимальный размер оплаты труда на уровне прожиточного минимума в регионе, стимулируя потребительский спрос, активизацию внутренних инвестиций и тем самым развитие экономики. Ведь сегодня россиянин на один доллар выдает продукции едва ли не больше всех в мире. Рабская, по сути, зарплата [Согласно нормам ООН, минимальная зарплата должна быть не менее 3 долларов в час. Значит, у нас она должна быть 6000 рублей в месяц, а не 450. А доля ВВП на оплату труда - хотя бы 50%.] большинства работающих ведет попросту к разрушению экономики, не обеспечивая ни спрос, ни развитие социальной сферы. Сюда накладываются стрессы от ограбления в ходе приватизации, произвола монополий, наглости олигархов и безобразного расслоения общества. Именно здесь корни и социальной пассивности, и социального протеста, а подчас и откровенного экстремизма.
Все это, в принципе, известно. Дело лишь за тем, как все это осуществить, какие политические силы могут обеспечить проведение необходимых действий, какие институты и как должны быть для этого задействованы.
Общим местом является тезис, согласно которому демократические преобразования в стране не могут быть реализованы без самой активной поддержки населения. А это означает формирование гражданского общества.
Гражданское общество - это совокупность институтов общественного самоуправления. И, прежде всего, самоуправления местного. Каково местное самоуправление, таково и гражданское общество.
Если оно социально активное, действенно способное отстаивать свои права, способное "призвать к порядку" государственные и муниципальные органы власти, заставить их рационально и бережно расходовать государственные и муниципальные средства граждан и налогоплательщиков, тогда оно становится активным фактором демократического развития. В этом смысле, конечно, верно утверждение, что реформы в России пойдут только тогда, когда реально заработает полноценное местное самоуправление.
Однако все дело-то в том, как этого добиться.
В России трехуровневая федерация - Центр, органы государственной власти субъектов Федерации, местное самоуправление. Местная власть законодательно задумывается двухуровневой: на первом - сельские и городские поселения, на верхнем - муниципальный район или городской округ, состоящие из нескольких поселений. Но в целом реформа местного самоуправления может быть реализована либо в интересах людей (как подлинное самоуправление - самоуправление граждан на территории проживания), либо в интересах государства (как обеспечение контроля за действиями поселений со стороны района).
В последние годы постоянно снижается доля регионов в консолидированном бюджете, т. е. происходит обескровливание бюджетов субъектов Федерации, муниципальных образований. Высказывается мнение, что необходимо вести речь не о выравнивании условий жизни населения разных регионов посредством бюджетных вливаний и перераспределения средств через федеральный бюджет, а вырабатывать механизмы, способствующие преодолению их отсталости, повышению уровня финансовой обеспеченности, уменьшению бюджетной зависимости на базе динамичного развития экономики регионов. В то же время, необходима и выработка общегосударственных минимальных социальных стандартов, финансирование которых из федерального бюджета с учетом особенностей субъектов Федерации должно составлять основу муниципальных бюджетов. Иначе постоянное и растущее "отсасывание" денег из регионов и местных органов власти может привести к социальному взрыву.
Если рассматривать организацию местного самоуправления как фактор формирования гражданского общества, то нужно, прежде всего, иметь в виду, что примерно на 70% территории страны сегодня оно попросту отсутствует. И особых проблем, казалось бы, не вызывает. Более того, в самом реформировании-то многие не ахти как и заинтересованы. Прежнее, хотя и ущербное, самоуправление в виде Советов распалось, а нового так и не было создано за все годы преобразований. Нынешние губернаторы, в большинстве своем, естественно, против развития самоуправления мест, ибо сами уже привыкли все держать в собственных руках. В некоторых регионах, например, областная власть стремится отобрать у органов местного самоуправления реальные права распоряжаться существенной частью имущества и управление финансами.
Правительство Российской Федерации, настроенное решать лишь тактические задачи, также не видит необходимости развивать местное самоуправление, ибо его становление потребует каких-то шагов в его поддержку, т. е. создания механизмов, в чем-то заменяющих его собственные действия.
Более того, и в парламенте России, где, казалось бы, идеология развития местного самоуправления должна поддерживаться самым активным образом, также не наблюдается особого желания этому способствовать. Связано это с тем, что многие парламентарии тесно связаны с финансово-промышленными кругами на региональном и местном уровнях, которым развитие реального местного самоуправления совсем ни к чему, ибо в определенной мере ставит их деятельность под общественный контроль.
Поэтому высказывается мнение о необходимости формирования таких организаций, как, к примеру, конгресс муниципальных образований, вхождение местных органов власти в который был бы обязательным; он явился бы тем общественно-политическим органом, посредством которого местная власть выходила бы напрямую на диалог с Центром, минуя региональное звено. Реформа же, которая сегодня предлагается, по сути, формирует местную власть как государственную, в определенной мере соподчиненную систему, как еще одну "вертикаль власти". Местное же самоуправление, согласно Конституции России, является как раз инструментом решения народом собственных проблем.
Так, может, то, что задумывается, как раз и есть одна из основных опор концепции "управляемой демократии"?
Вообще эта концепция укладывается в русло идеологии стратегии переходного периода с его составляющими в виде определяющей роли государства, специфическими формами управления экономикой, своеобразной ролью отдельных политических институтов и соответствующим разделением между ними властных функций.
Важно ведь не только определить, какой уровень власти и что именно делает (т. е. состав функций каждого уровня власти), но и определить и законодательно закрепить на достаточно длительную перспективу пропорционально "цене" этих функций их "стоимость", а затем и источники их финансирования; и, наконец, разработать и также законодательно закрепить права органов контроля исполнения каждым уровнем власти определенных ему функций и меры ответственности за их неисполнение или неполное либо неправильное исполнение.
Все это можно сделать и так или иначе пытаться реализовывать. Но специфические условия переходного периода неизбежно будут накладывать на реализацию задуманного свой отпечаток. И это уже видно невооруженным взглядом.
Возьмем парламент страны. Обе его палаты "выстраиваются" (уже "выстроены") под реализацию вполне определенных функций. А именно, под "сквозное" прохождение и утверждение президентских и правительственных (согласованных с Президентом и его Администрацией) законодательных инициатив. И эту свою основную функцию парламент уже вполне осознал и надежно исполняет.
Что касается политического плюрализма, то здесь также вполне осознанно выстраивается так называемая многопартийная система, целью которой становится реализация идеологии "управляемой демократии". Сейчас, согласно Конституции Российской Федерации, ни Президент страны, ни его административный аппарат не зависят от партий, их влияния. В этом смысле никакой "партии власти" сегодня нет. Это в определенной мере начинает уже мешать реализации задач правящей страты. Потому фактически поставлена задача не только создать такую партию, обеспечить ей победу на предстоящих парламентских выборах но и "соединить" ее с административным аппаратом в целях обеспечения беспрепятственной реализации уже не идеологии, а практики, т. е. обеспечения функционирования самой технологии "управляемой демократии". Отсюда же и вбрасывание идеи увеличения сроков президентского правления.
Все это и многое другое делается в целях обеспечения, прежде всего, политической стабильности. В плане обеспечения экономической стабильности здесь возникают большие вопросы. Но речь идет о недопущении социально-политических взрывов, каковые еще несколько лет назад были основным препятствием не только для внутреннего развития страны, но и для ее внешнеполитической устойчивости. В этих целях - формирование института "наместников" в федеральных округах, более жесткий контроль действий губернаторов, задумки создания национальной гвардии и т. д.
В этом же направлении - и стремление более активно использовать в политических целях развитие на базе местных администраций регионального олигархата. Он объективно усиливает роль государства и служит укреплению "вертикали власти". Настроенные, как правило, гораздо более патриотично, чем федеральные олигархи, эти новые экономические хозяева регионов, опираясь на центральную власть, которая их не может не поддерживать (ибо они - ее новая и мощная опора на местах) становятся в определенной мере той силой, которая реально может вытащить (а где-то и уже вытаскивает) Россию из кризиса, поскольку большая их часть заинтересована именно в развитии местной промышленности и не стремится, как федеральные олигархи, вывозить капитал за пределы страны. Создавая финансово-промышленные группы, эти новые олигархи способствуют и межрегиональной интеграции, а значит, и экономическому укреплению страны. Конечно, и здесь не без проблем, связанных с образованием финансово-промышленных кланов. Но для нейтрализации их противоправной деятельности и возрождается мощный контрольный и репрессивный аппарат.
Таким образом, можно констатировать, что в политическом аспекте своеобразие нынешнего переходного периода, переживаемого страной, находит свое выражение в тенденции построения такой системы управления, такого разделения власти в ней, которая не является вполне демократической, скажем, по меркам США, однако которая не является и полным возвратом к прежним - советским - политическим структурам. Но в то же время она несет на себе (или, по крайней мере, имеет в потенции) их определенный отпечаток. Создается в известной мере своеобразный симбиоз западной и советской политических моделей. С виду демократия, на деле - авторитаризм. Кстати говоря, в странах Западной Европы в реальности зачастую именно так и обстоит дело. И суть нынешнего этапа политической борьбы в России как раз и состоит в противоборстве двух линий: с одной стороны, в отстаивании тенденции на развитие политического плюрализма, свобод и рыночных механизмов и, с другой, - в стремлении навести порядок в стране, напоминающий во многом прежнее устройство властной устойчивости. Но, как подтверждает история, в итоге борьбы крайностей складывается, как правило, нечто среднее. И вместе с тем, не следует забывать, что в процессах социальной эволюции всевозможные политические всплески (бифуркации), если угодно, революции, как и контрреволюции развиваются волнообразно, то накатываясь под влиянием страт, имеющих в данный момент перевес сил, то откатываясь по давлением иных объективных обстоятельств. Так что итог борьбы далеко еще не предопределен, в том числе и в плане системного разделения и реального перераспределения власти как фундамента парламентаризма в России.
* - Социально-гуманитарные знания / Научно-образовательный журнал. М. 2003. № 5. С. 172-186.
Статья опубликована в научно-образовательном журнале "Социально-гуманитарные знания" №5 за 2003 год.
Версия для печати
|
 |
